Мне нравится, что я всё ещё не понимаю до конца, чем я вообще занимаюсь. Интервью с Томом Йорком | Статьи | British Wave

В начале апреля в эфире нью-йоркской радиостанции WNYC актёр Алек Болдуин побеседовал с легендарным британским музыкантом, фронтменом групп Radiohead и Atoms For Peace - Томом Йорком.

В 1992 году Radiohead выпустили свой потрясающий дебютный сингл "Creep". По прошествии более чем двадцати лет группа стала коммерчески успешна, продала более 30 миллионов альбомов, а сам Том стал культовым человеком на музыкальном Олимпе.

Музыка Radiohead всё время активно сопротивляется какому-либо определению себя к музыкальным жанрам. Каждый новый альбом исследует различные звуки, радуя своих последователей и захватывая всё больше и больше поклонников в свои сети.

Газета "The New York Times" даже включила Radiohead в десятку лучших экспериментирующих рок-групп , но их экспериментаторский дух не ограничивался одной музыкой.

В конце февраля Том выпустил дебютный альбом "Amok" со своей новой группой Atoms For Peace, образованная изначально для того, чтобы исполнять вживую композиции сольного альбома Тома Йорка "The Eraser".

В течение часа Том и Алек успели обсудить политику, ранние годы Radiohead, новую запись Atoms For Peace, а также планы Йорка после окончания карьеры.

Расскажи нам о своём проекте Atoms for Peace.

Несколько лет назад я записал сольную пластинку "The Eraser".

Это был твой первый сольник?

Да. Сначала я просто работал с Найджелом (Годричем), постоянным продюсером Radiohead. Когда альбом вышел, людям он понравился. Через несколько лет я задумался о том, как можно сыграть всё это с группой, потому что всё это записывалось при помощи компьютерных программ. Это был повод отправиться в отпуск в Лос-Анджелес и потусить там немного. Я отослал несколько электронных писем друзьям, которым понравился мой альбом. Одним из них был Фли из Red Hot Chili Peppers. Ещё Джоуи, который сотрудничал с кучей исполнителей. Это гениальный барабанщик. В общем, мы собрались и создали этот проект. В конце концов, мы стали группой Atoms for Peace и на радостях записали альбом. Это что-то новое для меня, потому что я находился в составе одной группы с 16-17 лет.

То есть ты хотел поиграть с другими музыкантами для разнообразия?

Да, это нечто иное. Нам не нужно было писать песни, а только воспроизвести уже написанное. Это совершенно другой творческий процесс. Тебе не нужно брести на ощупь в темноте. Нужно понять, как уже готовую вещь разложить на базовые элементы, как сыграть на инструментах то, что было написано на компьютере. Здесь много тонкостей, но главное, что этот процесс более непринуждённый и приносит больше удовольствия, потому что тебе не нужно ничего сочинять.

А когда ты впервые использовал компьютер для создания музыки?

После того, как мы выпустили "OK Computer". В конце 90-х можно было брать с собой лэптоп, и он был достаточно мощным для того, чтобы записывать, обрабатывать звук, использовать синтезаторные сэмплы. И при этом был достаточно надёжным. Я начал осваивать программы, которые мы использовали для обработки звука в студии. До этого мы преимущественно работали со старой доброй магнитной лентой, пока меня не осенило: "Стоп! Если я пойму весь этот механизм, я изменю сам подход к записи музыки". И я начал изучать новое оборудование, программы. Я слушал много электронной музыки в то время и подумал, что будет неплохо делать то же самое в своей группе.

Что Найджел думал о твоих экспериментах с компьютером?

Ему нравилось наблюдать за этим. Я ведь делал всё не так, как он. Я был как ребёнок, которому дали в руки молоток. Я ходил и стучал этим молотком по всему, что попадалось под руку. Но меня всё это воодушевляло, а ему приходилось буквально прибирать за мной весь тот бардак, который я устраивал в компьютере.

Сколько лет ты знаешь своих товарищей по группе?

Мы создали группу, когда мне было 16. А сейчас мне 44, так что довольно долго.

Некоторые группы, обладающие творческим долголетием, например The Rolling Stones, постоянно меняли состав участников, как будто они члены команды "New York Yankees". Но ваш состав не менялся. Чем ты можешь это объяснить?

Постоянством. Но не моими дипломатическими способностями, это уж точно.

Пол Маккартни сказал мне как-то, что пришёл момент, когда даже сами The Beatles устали от The Beatles. У вас не было такого, что вы смотрели друг на друга и думали: "Нужно заканчивать с этим"?

Я всё время это делаю. Довольно часто. 

А другие?

Немного реже. Они просто ждут, когда я начну. Но всё проходит со временем.

То есть они ждут, когда ты сделаешь первый шаг. "Давайте пока никуда не расходиться, Том сам уйдёт".

Понимаешь, бывают разные периоды. Мы выросли вместе. Вот недавно мы были в туре. И это был один из самых страшных для меня туров, потому что было множество концертов на больших площадках, а я стараюсь этого избегать.

Потому что в большом пространстве ты не можешь достигнуть нужного эффекта?

Именно. Ты не можешь почувствовать связь с людьми. Я потратил кучу времени, чтобы придумать особый дизайн сцены. Чтобы обстановка, несмотря на экраны, была интимной. Потому что на некоторых концертах бывает от 30 до 40 тысяч человек. Когда у нас получилось этого добиться, это было нечто потрясающее. И потом, есть другая сторона у выступлений перед большим количеством народа. Сумасшедшая энергия толпы, к которой ты подключаешься, единение с публикой.  

Расскажи, чем ты занимаешься в течение двух часов перед тем, как выйти на сцену и снести крышу толпе.

Мне нужна абсолютная тишина.

Ты медитируешь, пытаешься сосредоточиться?

Да. Я также стою на голове. Я люблю быть один, пока до выхода на сцену не останется пять минут. Потом мы собираемся в одной комнате, расхаживаем туда-сюда, как дикие животные, и идём выступать. Когда мы только начинали играть на больших площадках, я наблюдал за своим другом Майклом Стайпом. Он ведёт себя иначе – разговаривает с вами, как ни в чём ни бывало, потом кто-нибудь хлопает его по плечу, и все идут на сцену. Я всегда поражался этому и даже пробовал вести себя так же, но у меня ничего не получилось. Мне нужно полностью сконцентрироваться, освободить свой разум от всего лишнего.

Знаешь, я начал играть на гитаре, когда мне было 7 лет. Тогда я решил стать Брайаном Мэйем.

Неплохо.

В 10 лет я где-то вычитал, что он сам сделал себе гитару и до сих пор на ней играет. Я попытался последовать его примеру и соорудил нечто странное, привинтив гриф от электрогитары к куску дерева, который я сам вырезал. Это был уродливый инструмент, но на нём можно было играть.  

В твоей семье были музыканты?

Нет. Единственное, что я помню, – это как моя прабабушка напивалась и шла вниз играть на фисгармонии, мешая всем спать. Вот и всё, пожалуй. Она носила чёрное, и я её боялся.

Сколько тебе было, когда ты собрал группу? 16?

Вообще-то первую группу я собрал где-то в 11 лет. Было прикольно собираться в доме друга и играть вместе. Туда приходили наши друзья и девочки, которым всё это нравилось. Но я постоянно ссорился с барабанщиком, так что у нас ничего не вышло. А когда мне исполнилось 16, я понял, что нужно браться за дело серьёзно.

И ты пошёл искать тех, с кем можно играть вместе?

Я позвал в группу Эда (О'Брайена), потому что он одевался, как Моррисси, у него были крутые носки, и ещё он сказал, что у него есть гитара. Я понятия не имел, умеет он играть на ней или нет. Мне было всё равно.

Колина (Гринвуда) я пригласил, потому что знал, что он очень хорошо играет. Мне нужен был хороший басист, но он до этого вообще ни разу не играл на бас-гитаре. Его брат Джонни был необыкновенно одарённым музыкантом, а Фил Селуэй – единственный ударник, которого я знал. К тому же, у него дома можно было репетировать. Мы все учились в Abingdon School, неподалёку от Оксфорда.

То есть вам было по 16 лет, когда вы создали группу?

Да. Мы начали сочинять музыку и записывать демо-версии. У Фила было больше опыта, потому что он старше, и у него до этого была ещё одна группа. Так что он немного разбирался в этом. Мы записывали песни в спальне его сестры. Мы ещё не умели толком играть и плохо друг друга знали, но сразу начали с записи демо, и это было круто.

Что ты умеешь делать лучше всего? Ты ведь руководишь группой, играешь на гитаре, сочиняешь, продюсируешь и поёшь. Ты мог бы выбрать самую сильную свою сторону?

Наверное, то, что я не понимаю, что делаю. Мне нравится, что я всё ещё не понимаю до конца, чем я вообще занимаюсь. Нет, честно, у меня бывают периоды, которые могут длиться по несколько месяцев, когда я теряю всякое представление о том, что происходит.

Ты увиливаешь от ответа. В чём ты хорош? Выбери что-то одно из предложенных мною вариантов.

Хорошо. Тогда это пение.

Как ты работал над своим голосом, который считается одним из самых экспрессивных в современной музыке?

Я взял несколько уроков пения, но только для того, чтобы научиться правильному дыханию. Моя любимая певица – Бьорк. Она поёт то, что слышит в своей голове. Ей не нужно прикладывать никаких усилий. Мне понадобилось много времени, чтобы научиться этому. Когда мы гастролировали вместе с R.E.M. в 1996 году или примерно в это время, я пытался подражать Майклу, но у меня ничего не получалось, потому что у меня совсем другой тембр. Требуется немало времени, чтобы голос зазвучал естественно. Нужно найти свой голос. А со временем всё меняется. Сейчас я пою не так, как, скажем, несколько лет назад. 

Это как-то связано с возрастом?

Пожалуй, физический аспект тоже влияет. Но это зависит и от того состояния, в котором ты находишься. Потому что в пении, как и в актёрской игре, важно прочувствовать момент.

Скажи, что ты думаешь о нынешней музыке? Сейчас она доступна всем и в любом виде. Я имею в виду популярную музыку, ту, которая хорошо продаётся. Ты вообще не следишь за этим, или тебе что-то нравится? А твоя собственная музыка – это мейнстрим?

В моём представлении, никакого мейнстрима нет. Знаешь, что самое странное в создании альбома в наше время? Огромное количество выпускаемой музыки. Это как огромный водопад. Ты кидаешь в него свой камешек, и вода увлекает его вниз. Всё, давай следующий. С одной стороны, в мире много потрясающей музыки. С другой – не факт, что ты когда-нибудь её услышишь.

Мало что сравнится с теми ощущениями, которые вызывает прекрасная музыка, когда слышишь её впервые. Когда, к примеру, ты приходишь в гости к другу, а он ставит тебе песню, и ты думаешь: ого, ничего себе! 

А у тебя не пропадает желание дарить свою музыку этому миру, если это всего лишь камешек, который исчезает в водопаде? Вот ты, к примеру, не хочешь больше играть "Creep". А если тебе позвонит султан Брунея и скажет: "Приезжай в Бруней, мы заплатим тебе миллион фунтов, если ты сыграешь "Creep". Только эту песню, и можешь ехать домой".

Я скажу "Нет".

А почему ты отправил эту песню в отставку?

Ну, не то чтобы в отставку. Я просто не узнаю свой голос, когда слышу её. Это очень странно. Наступает такой момент, когда ты слышишь собственную песню и думаешь: "Это я? Неужели?"

А чем бы ты мог заняться, если бы не был в группе? Ты когда-нибудь задумывался о том, что однажды всего этого не будет?

Ну, нет. Это закончится, только если что-то случится с моим голосом. Наверное, в какой-то момент это будет физически невозможно. Но вообще у меня куча незаконченных проектов. Спроси у Найджела, он знает, что у меня полно материала, над которым я начал работать, и много всего, чем я хотел бы заняться. Моя семья и мои друзья в курсе, что я меня гораздо легче переносить, когда я увлечён чем-то. Если я останавливаюсь и ничего не делаю, я становлюсь невыносимым.

И всё же, если ты перестанешь заниматься музыкой, то чем бы ты мог заняться? Тебя интересует искусство? Фотография, театр, кино?

У меня есть друг Стэнли Донвуд, с которым я учился и который создавал наши обложки. Так вот у нас есть план – поехать на месяц в Берлин и заниматься там рисованием, попадать в переделки и всё такое. Мы называемся "Sunday Painters" и время от времени делаем неудачные творческие вылазки.

Неудачные?

Ну да, потому что я в этом участвую. Как-то мы поехали на болота в Корнуолл. Знаешь, в Дартмуре есть мрачные, но очень красивые ландшафты. Мы проделали немалый путь на машине, затем шли пешком с холстами и красками. А потом обнаружилось, что у нас только фиолетовые, синие и жёлтые краски. Так что мы рисовали болота в полдень, и они были фиолетово-сине-жёлтыми.

Как ты воспринимаешь свой успех?

Как я воспринимаю свой успех?

Слово "Radiohead" что-то значит. Твоё имя многое значит.

Я никогда особо не думал об этом. Это имеет значение, только когда мы выступаем перед публикой. В остальное время я этого особо не замечаю.

Люди подходят ко мне и говорят: "Спасибо, это так замечательно". Я не то чтобы неблагодарный, просто я действительно не обращаю на всё это внимания. А вообще я благодарен за всё. Мне очень повезло в жизни.